Всеми силами он старался изменить условия жизни прерий. Не имея секретаря, умудрялся писать поселенцам больше пяти тысяч писем в год, давая им различные ценные советы. В эти горячие годы на его ферме иной раз собиралось до двух тысяч человек поселенцев; они приходили сюда на воскресные пикники со своими женами и детьми или же специальными экскурсиями, чтобы поучиться его науке. Они приходили из тех мест, где его паровой чернозем и сотни других ценных советов помогли им встать на ноги.
В торжественные дни коллективной учебы на ферме в Индиен-Хэде дети учеников играли в тени аллей, в садах и цветниках, выращенных рукою Ангуса Маккея, жены сидели под деревьями, награждая ребят шлепками за беготню по клумбам и обмениваясь своими женскими секретами.
Одетый в длиннополый черный сюртук с высоким стоячим воротником, Ангус принимал толпы поселян на своих экспериментальных полях.
— Вот участок жнитва, вспаханный осенью и засеянный весною «красной свирелью», — рассказывал он им. — Вот кусок, вспаханный этой весною непосредственно перед севом. А вот этот засеян с помощью сеялки без всякой обработки ни до ни после сева. А вот новая косматая «гурона». Быть может она нам заменит «красную свирель». Поспевает она немного скорее.
Фермеры осматривали хлеб на всех полях, сравнивали и мотали себе на ус. Они отлично знали, что могут вполне положиться на Ангуса Маккея.
Между тем старый Вильям предложил своему второму сыну — доктору философии Чарльзу Саундерсу — взяться за работу над пшеницей: заняться селекцией, улучшением и т. п. По правде говоря, Чарльз Саундерс не рассчитывал сделаться охотником за пшеницей, не испытывая никакой склонности к фермерскому делу. Высокий, изящный, не особенно здоровый, он питал большое пристрастие ко всякого рода утонченным занятиям. Он был недурным химиком. Несколько лет учился пению в Нью-Йорке и Лондоне. Затем преподавал пение молодым девицам в колледже в Торонто. Кроме того он мастерски играл на флейте, а во время длительной болезни, приковавшей его к постели, увлекался изучением женских рукоделий и достиг большого совершенства в плетении французских кружев. Как мог такой человек быть охотником за пшеницей? И все же, если бы Вильям Саундерс не поручил своему сыну эту работу, знаменитая «маркиза» никогда не родилась бы на свет…
За десять лет, протекших с того времени, как Перси Саундерс и Томас Шарп поженили в Агассизе «красную свирель» с твердой «калькуттой», много приключений и тяжелых ударов постигло потомков этой пшеничной четы. Саундерс и Мэкаун основательно потрудились над искоренением негодных поколений, и оставшиеся в живых разновидности были достойны полного уважения. Среди них был один сорт, которому старик Саундерс дал название «маркхем».
Трудно сказать, почему Чарльз Саундерс, новичок в этой сложной работе, занялся отбором скороспелых экземпляров именно на участке, засеянном «маркхемом». Из девяноста трех разных сортов пшеницы на оттавской ферме «маркхем» по урожайности числился по списку восемьдесят пятым. Его зерно было гораздо легче, а мякина куда гуще, чем у «красной свирели». Созревал он на шесть дней раньше своего праотца.
И вот этот тонкий изящный молодой человек с ввалившимися щеками и большими грустными глазами, защищенными белой полотняной шляпой, сидит на складном стуле у волнующегося поля пшеницы «маркхем», обрезая ее кивающие колосья.
«Улучшение пшеницы скорее всего может быть достигнуто путем отбора наилучших колосьев и размножения их семян», — рассуждал Чарльз.
Чарльз Саундерс посеял весною отборные семена этой посредственной, слабо урожайной пшеницы. Новые отпрыски «маркхема» созрели в 1904 году.
— Нужно добиваться, чтобы наша пшеница давала белую муку, — не раз повторял старик Саундерс своему сыну.
Из бесчисленных сортов скрещенной пшеницы Чарльз Саундерс выщипывал по нескольку зернышек, клал их в рот и старательно разжевывал, но не проглатывал; он скатывал языком жвачку в шарик наподобие жевательной резины. Это был старый практический прием для определения клейкости будущей муки. Зерна «маркхема» давали хорошую жвачку. В них было высокое содержание клейковины, что и требовалось для прерии. Но какова все-таки будет мука?
— Можешь жевать свою пшеницу, пока не задохнешься, но никогда не узнаешь, светлая или темная мука из нее получится, — говорили старожилы Саскачевана.
В следующую весну Чарльз Саундерс снова посеял эти зерна и родившемуся от них новому сорту пшеницы почему-то дал имя «маркизы». Вызревала она на несколько дней раньше «красной свирели» и среди других сортов стояла по урожайности на двадцать пятом месте.
Испытывая сотни разных сортов пшеницы, Чарльз Саундерс пустил на приобретенную его отцом маленькую вальцовую мельницу также красные налитые зерна новой пшеницы — «маркизы». Она дала хорошую, белую муку.
Вместе с Чарльзом Вильям Саундерс внимательно просматривал новый список лабораторных сортов пшеницы. Вот «чельси». Она тоже дает прекрасную муку, и урожайность ее на экспериментальном участке гораздо выше, чем у «маркизы». А вот новая пшеница «гатино», названная так в честь живописной реки, протекающей через Оттаву. У «гатино» целая дюжина превосходных качеств, сказавшихся в мягких климатических условиях оттавской ферты.