Освобождая руки, которые могли ему ежеминутно понадобиться, Мухамед привязал фонарь к поясу и зашагал, терпеливый и внимательный. Но вот и смотровой колодец, отвесной трубой уходящий вверх. Жерло колодца было выложено сырцовыми кирпичами, много веков тому назад высушенными на солнце и так на вечные времена сохранившими свой серый цвет.
Даже короткого осмотра было достаточно для Мухамеда, чтобы убедиться в полной исправности контрольного колодца. Облицовка его, сырцовые кирпичи и старинный цемент — ганка — сохранились идеально. Лишь выходное отверстие было завалено чем-то, повидимому, обрушившимися камнями навеса.
«Однако надо осмотреть и следующие колодцы», — решил Мухамед и двинулся снова по подземной галлерее.
Но тотчас же от колодца начался опасный участок. Мухамед увидел огромные столбы из необхватных бревен подпиравшие потолок кяриза. На столбах этих, зеленых от плесени, разноцветными гроздьями висели «поганые грибы», сверкавшие нездоровым ядовитым блеском. В одном месте нависшие громады земли шутя погнули необхватные подпорки. Мухамед это жуткое место, грозившее обвалом, пробежал торопливой рысью, невольно сгорбившись и втянув голову в плечи. При этом он так спешил, что ударился о что-то острое коленом.
Остановившись в безопасном месте и потирая ушибленное колено, Мухамед подумал деловито:
«Этот участок надо будет исправить в первую очередь».
Но тут свет его фонаря случайно упал на тот предмет, о который Мухамед ушиб колено. Удивленный, он вгляделся. Это была плита сантиметров восьмидесяти длины и в сорок ширины, высотой в полметра, высеченная из какого-то рыхлого желтоватого камня. Поверхность плиты была покрыта рельефным орнаментом, в котором переплелись человеческие профили, древнее оружие, виноградные гроздья, цветы.
— Оссуарий! — вскрикнул удивленно Мухамед.
Он вспомнил не раз читанные описания этих саркофагов — костехранилищ, памятников древних погребальных обычаев. Оссуарии делались обычно из глины, сбивавшейся до твердости камня или в виде четырехугольных ящиков или же в виде овальных коробок. Стенки оссуариев покрывались орнаментом. Эти древние саркофаги в виду своих небольших размеров не могли служить для погребения полного трупа, а предназначались лишь для хранения костей. Костехранилища эти принадлежат эпохе домусульманского населения Туркмении, погребавшего мертвых согласно ритуалу маздеизма. Ритуал этот допускал отделение мяса покойника от костей с целью перевозки последних для погребения в другом месте.
Такой древнейший саркофаг и стоял сейчас перед Мухамедом. Но как он попал в кяриз? Объяснение могло быть только одно: оссуарий был опущен сюда с целью предохранить от поругания кости какого-нибудь знатнейшего вельможи деревней Кизилджа-Калы, столицы пастушьего хана Пяпш-Дяли.
С трудом, напрягая все силы, Мухамед сбросил тяжелую крышку саркофага. В глиняном ящике покоились человеческие кости, прекрасно сохранившиеся; череп скалил зубы в вечной мертвой улыбке.
Но поверх костей лежали шлем с длинным сарацинским наконечником и большой прямой меч с огромной рукоятью, похожий на «двурукие» мечи ландскнехтов. Повертев, разглядывая шлем, даже постучав в него ногтем, на что разбуженная древняя сталь ответила чистым звоном, Мухамед со вздохом сожаления положил его обратно в оссуарий. При другах обстоятельствах он, конечно, захватил бы его с собой. Шлем этот был бы редким и ценным даром краеведческому Ашхабадскому музею. Но сейчас…
«А почему бы и нет? — подумал Мухамед. — Некуда положить? А мы вот что сделаем».
Он сбросил свою грязную изорванную фуражку и надел на голову шлем, который оказался словно по мерке сделанным.
— Ну вот, выход найден! — удовлетворенно улыбнулся он.
Меч же Мухамед с первого взгляда решил взять с собой. Для него, безоружного, эта тяжелая стальная дубинка могла быть прекрасным орудием защиты. Ею от десятерых нападающих можно будет без труда отбиться, не то что от одного Канлы-Баша. Найденную в баульчике веревку он привязал концами к острию и рукояти меча и вскинул его за плечо.
Теперь можно было двигаться в дальнейший путь. Мухамед взглянул в последний раз на оссуарий. Череп совсем не страшно, а скорее приветливо и ободряюще скалил зубы.
«Чьи это кости? — подумал Мухамед — Не есть ли это прах самого легендарного Пяпш-Дяли-хана? А коли так, в благодарность за кяриз, отсалютуем костям хана-пастуха».
Мухамед вскинул «на-караул» тяжелый меч и крикнул ликующе и звонко:
— Девр-девр, Пяпш-девр!
— Девр-девр, Пяпш-Дяли-хан! — глухо и мрачно принеслось в ответ из темных глубин кяриза.
Мухамед испуганно отшатнулся. Что это? Дух хана-пастуха ответил ему на салют? Какие пустяки!.. Но тогда кто же это?
Мухамед прислушался. Кяриз молчал, тая какое-то предательство. Но вот шорох, осторожный, крадущийся, затем глухой удар о стенки кяриза. Кто-то невидимый, но несомненно враждебный крадется там, во тьме подземной галлереи. Мухамед погасил поспешно фонарь.
Шорох приближался. Теперь уже можно было расслышать шум шагов, неуверенных, какими люди ходят в темноте.
«Спрятаться негде! — промелькнуло в голове Мухамеда. — Кяриз не имеет ни ниш, ни ответвлений. Значит, встреча неизбежна. Но кто это — друг или враг?»
А шаги совсем рядом, слышно уже и дыхание человека. А вот и сердитая ругань шопотом. Повидимому, идущий тоже ушибся во тьме об оссуарий. Мухамед нажал кнопку фонаря.